В. В. Розанов утверждал: «Смерть также метафизична, как и зачатие». Для религиозного сознания это очевидно. Для антропоцентризма данное суждение приобретает смысл лишь в конкретных ситуациях Одна из таких ситуаций — стремительный выход трансплантации на уровень массо­вой практики и столь же стремительный рост деклараций и документов этического характера, принимаемых профессио­нальными ассоциациями, инструкций и новых законов, ко­торые разрабатывает и предлагает современное право и принимают современные государства Европы и Америки, Азии и Африки. В 1992 году в России также начинает дей­ствовать специально разработанный Закон РФ «О транс­плантации органов и (или) тканей человека».

Нельзя не обратить внимание, что даже такие выдающиеся открытия, как изобретение, например, шприца и игл, или ис­пользование рентгеновского излучения, или открытия микро­биологии и бактериологии и даже формирование «эры анти­биотиков» не сопровождались созданием и принятием новых законодательных актов. Это свидетельствует о том, что выход трансплантации на уровень «физического» управления смер­тью человека является не узкоспециальным, частным медицин­ским вопросом, но серьезной социокультурной проблемой.

В чем заключается это «физическое» управление? Фи­зиологии, философии и религии давно известно, что есте­ственная смерть есть не мгновенный акт, а относительно длительный процесс. Биологическая смерть определяется как «состояние необратимой гибели организма» и традици­онно исчисляется единством трех признаков: прекращени­ем сердечной деятельности (исчезновение пульса на крупных артериях, прекращением биоэлектрической активности сердца); прекращением дыхания; исчезновением всех функ­ций центральной нервной системы. В 1959 году француз­ские невропатологи Моллар и Гулон описали состояние за­предельной комы, что было началом становления концеп­ции «смерти мозга».

В течение 20 лет вопрос о тождестве понятий «биологи­ческая смерть» и «смерть мозга» не стоял. Это четко зафик­сировано в Большой Медицинской Энциклопедии: «Поня­тие «смерть мозга» не идентично понятию «биологическая смерть», хотя наступление биологической смерти в этих слу­чаях неизбежно». В 80-е годы под влиянием целей и задач трансплантологии начинается процесс сближения и иден­тификации этих понятий. Н. В. Тарабарко констатирует, что в 80-х годах «концепция смерти мозга как биологической смерти индивидуумаприменительно к задачам трансплан­тации была законодательно закреплена во многих странах». Вполне закономерно, что в обществе возникает конкретная оценка подобного и весьма условного отождествления как «исключительно прагматической констатации конца жизни». Если общество принимает «прагматическую смерть мозга», то нет оснований не придерживаться аналогичной логики и при решении вопроса об искусственном поддержании умер­шего в его жизненных функциях до тех пор, пока его органы не станут необходимы, и лишь после «забора» или «изъя­тия» (опять же искусственно) обеспечить смерть, теперь уже биологическую. «Прагматический» исход трансплантации в значительной степени способствует формированию у ме­дицины, наряду с традиционно здравоохранительной, новой функции — смертеобеспечения. А это, в свою очередь, равнозначно принципиальной переоценке отношения обще­ства к медицине и здравоохранению, пациента к врачу, пе­реосмыслению традиционного социальногодоверия к эти­ческой безупречности врачевания.